Петр Чистяков
Произведения Толкина: священные тексты или псевдоисторические хроники?

Произведения Толкина, ставшие основой для возникновения движения толкинизма, должны быть необычайно важными для него. Представляется существенным определение их статуса, а также их функций в движении.

При рассмотрении истории создания произведений Толкина, можно выделить четкое определение, которое Толкин дает направлению своей работы и понять, как он сам обозначает статус созданного им текста:

"Некогда... я задумал создать цикл более или менее связанных между собою легенд – от преданий глобального, космогонического масштаба – до романтической волшебной сказки; так, чтобы более значительные, уходящие корнями в землю, основывались бы на меньших, а меньшие обретали великолепие на столь величественном фоне; цикл, который я мог бы просто посвятить стране моей Англии. Ему должны быть присущи желаемые атмосфера и свойство, нечто холодное и ясное, что дышит "воздухом" (под почвой и климатом Северо-запада я имею в виду Британию и ближайшие к ней области Европы, не Италию и Элладу, и, уж конечно, не Восток), и одновременно он должен обладать (если бы я только сумел этого достичь) той волшебной, неуловимой красотой, которую некоторые называют кельтской (хотя в подлинных произведениях древних кельтов она встречается редко); эти легенды должны быть "высоки", очищены от всего грубого и непристойного и соответствовать более зрелым умам земли, издревле проникнутой поэзией. Одни легенды я бы представил полностью, в деталях, но многие наметил бы только схематически. Циклы должны быть об`единены в некое величественное целое – и, однако, оставлять место для других умов и рук, для которых орудиями являются краски, музыка, драма. Вот абсурд!"

Таким образом, Толкин создает мифологический цикл. Возникает четкое представление, что тексты Толкина – легенды, сказания эпические повествования, одним словом, псевдоисторические хроники, – то есть произведения, действие которых помещено в историческое пространство толкиновской реальности.

Каков их статус в толкинизме? Движение изначально возникает вокруг текста, как бы "вырастая" из него. Однако в настоящее время отношение к тексту далеко не однозначно. Существует следующая ситуация: мир Толкина отражен в созданном им тексте, но, при этом, он гораздо шире текста как такового. Погружение в него может происходить двумя путями: либо через текст – при этом происходит углубленное всматривание и вслушивание в него, либо, минуя произведения Толкина, человек погружается в его мир. На этом хотелось бы остановиться подробнее.

Насколько возможно приближение к миру Толкина, минуя текст? Практика показывает, что в наши дни человек может быть толкинистом, но при этом не читать Толкина. Эта, казалось бы парадоксальная ситуация объясняется тем, что толкиновская реальность оказывается гораздо обширнее текста, многие ее аспекты остаются за рамками повествования, будучи намеченными Толкином. Поскольку текст и мир Толкина не тождественны, это повествование о его пространстве, а не единственное его проявление, то и погружение в тот мир возможно минуя собственно текст Толкина. В этом случае человек будет иметь дело с реалиями толкиновского мира, изначально раскрываемыми через текст, но непосредственно. Так происходит четкое разделение текста как описания происходивших конкретных событий, и самих событий. Это явления разного уровня, достичь происходившего возможно и не прикасаясь к самому толкиновскому повествованию, иными путями. Знание о событии можно получить и не через текст.

Таким образом понятно, что значение текстов Толкина в толкинизме нельзя описать в двух словах. Для кого-то текст необычайно важен, и, в этом случае, погружение в реальность толкиновского мира происходит именно через него, для кого-то текст имеет какое-то значение, но оно не слишком велико – в этом случае соотнесение себя с тем миром может происходить через текст, но и не только, и, наконец, для кого-то текст не важен совершенно – и подобное является иллюстрацией именно той ситуации, о которой было сказано выше.

Следовательно, текст Толкина является своего рода связующим звеном между двумя пространствами: мира квази-исторического прошлого и современности. Возможно ли в таком случае назвать текст, свидетельствующий о толкиновском мире, священным?

Понятно, что авторитет текста может быть очень значителен, но может и совершенно отсутствовать. Единого подхода к тексту, таким образом, нет и быть не может. Но в случае рефлексивного погружения в толкиновскую реальность через текст, ясно видно его значение. Указание на конкретное место из Толкина в случае возникновения какого-либо вопроса – это ли не пример особого авторитета текста, знак его важности и сакральности.

Кроме того, даже в том случае, когда рефлексия о толкиновском мире происходит минуя текст – он все же присутствует, поскольку он стоял в начале получения знаний о событиях, происходивших в том мире.

Естественно, говоря о произведениях Толкина как о священных текстах, нельзя не упомянуть о сугубо сакральных эпизодах, содержащихся в них: например, космогония в "Сильмариллионе". Этот фрагмент без колебания можно назвать священным текстом. Если текст в целом наполнен скрытой сакральностью, то здесь она присутствует в явном виде.

Складывается следующая ситуация: текст Толкина описывает его мир, статус текста может быть весьма значительным. И авторитет текста для его почитателей, и возможность нахождения в движении и одновременно отстраненность от текста напоминают по своим механизмам взаимодействие со священным текстом.

Текст Толкина в любом случае лежит в основе движения, даже если впоследствии это перестает четко ощущаться. Авторитетность – один из важных критериев для определения священного текста.

В текстах Толкина происходит передача знания о толкиновском мире в наш мир. Возможно, таким образом, рассматривать Толкина не как создателя текста, а как его транслятора, как того, кто воспринял, записал и передал этот текст. Именно подобное понимание текста скрывается за словами "я там был, все видел, и все было так", или же наоборот:"...все было не так...".

Текст необычайно важен для движения: зародившись через него, оно затем начинает функционировать самостоятельно, вне связи с текстом, хотя оно сохраняет внутреннюю связь с ним

Таким образом, тексты Толкина, по своей структуре будучи псевдоисторическими хрониками, вполне могут иметь статус священного текста, тем более что в них содержатся структурные элементы сакрального повествования.



Вопросы:

К.Кинн: Скажите, рассматривали ли Вы такую проблему, что те вещи, которые Вы назвали сакральными, являются всего-навсего переложениями христианской традиции, христианских сакральных текстов, т.е собственно сакральными как таковыми они не являются? Рассматривали Вы этот аспект проблемы?

П.Чистяков: Исторический документ и священный текст во многом очень близки: историческое повествование может быть священным текстом. Здесь также прослеживаются христианские элементы, поскольку известно, что именно в христианстве существует большая связь с историей. Священный текст – это во многом история.

К.Кинн: Можно вопрос? Маленький такой, небольшой вопрос: Скажите, пожалуйста, на основании чего (может, я пропустила какую – то часть) вы делаете вывод, что отношение к текстам Толкина является началом сакрализации этих текстов? На каком основании? Что Вас навело на такую мысль помимо того, о чем говорил первый наш докладчик с кафедры религиоведения, господин Сиверцев, помимо структурного соотношения толкинизма как движения с какими – то религиозными движениями? Почему Вы думаете, что тексты сакрализуются? Без отсылок к структуре.

П.Чистяков: Помимо структурных соотношений – авторитетность. Авторитетность текстов.

К.Кинн: Очень хорошо. Один момент. Сколько Вы знаете разработанных терминологий, которые позволяют согласовывать, оценивать и связывать в единую систему тексты, описывающие какое- то историческое явление, какую- то последовательность событий, если учесть, что эти тексты разнородны? Сколько Вы знаете терминологических систем, позволяющих их описывать?

Я знаю, на чем вы попались. Вы попались на терминологии: дело в том, что толкинисты пользуются более известной терминологией (христианской, церковной, традицией библиоведения). Когда мы говорим "апокриф" – мы подразумеваем писания на ту же тему. Не авторизовано. Нет единого корпуса текстов. И это происходит ровно потому, что эта терминология более известна: если я начну пользоваться терминологией историков, работающих над разными сводами летописей – меня никто не поймет. Понимаете? Просто-напросто была принята такая терминология, потому что она была наиболее известна. И я знаю, что именно это вводит вас в заблуждение. Это многих вводит в заблуждение. Это ошибка. Существуют люди, которые воспринимают эти тексты как священные, но не надо это переносить на всех. Таких людей очень мало. Единицы по сравнению с тысячами других.

П.Чистяков: Я не говорил в своем докладе, что восприятие текста Толкина как священного текста обязательно и безусловно и присутствует всегда и везде. Я говорю просто об одной из возможностей, которая может реализоваться, может не реализоваться.

К.Кинн: Проблема вот в чем: все говорят без статистики. И делаются обобщения: "толкинисты". "Тексты Толкина сакрализуются". Кем? Членами команды "Эстель"? Это неправда. Хранителями и посетителями сайта "Арда – на – Куличках"? Это неправда. И я так могу перечислить очень много групп, посчитать их примерное число и спросить: "А на каком материале Вы делали свой вывод?". Дело в том, что сакрализует тексты такое количество людей, что это исчисляется долей процента. Есть люди, которые свято верят в историю КППС. До сих пор.